и остался стоять позади. Как и подобает заплечному.

— Кай!!!

Я дернулся, оглянулся. Вдоль берега бежала маленькая фигурка, замотанная в шкуры.

— Кай!

Она остановилась на мгновение, сдернула фибулу, скинула тяжелый плащ и помчалась еще быстрее. Я еле успел выставить руки и подхватить тощую девчонку с белыми косами.

— Кай! Я знала! Знала, что найду тебя здесь!

— Ингрид? Почему ты здесь? Как?

Ее голубые глазенки так и сверкали.

— Смотри, у меня нож! Настоящий! Эрлинг разрешил. И он уже выпил крови!

— Кто? Эрлинг? — рассмеялся я от неожиданности. Это была и впрямь Ингрид. Она подросла за это время, похорошела, окрепла. Тупое невыразительное лицо козьей пастушки исчезло напрочь. Теперь это была умная симпатичная мордочка.

— Да нет! Кай, ты балбес. Нож! Нож выпил кровь. Я ударила его в ногу. И оттуда прямо полилось. Рабыни потом замучились пол оттирать. Только он все равно удрал.

— Кто удрал? Кого ты еще зарезала? — я все еще улыбался.

— Тень! Он пришел забрать Фольмунда, а я его ножом! У меня вот тут даже шрам остался.

Девчонка никак не могла объяснить, что случилось. Лишь тараторила и тараторила. Так что я сжал ее плечи и слегка встряхнул.

— Ингрид! Кто пришел? Кто такой Фольмунд? Кого ты ударила?

— Фольмунд — это твой брат, — сказал подошедший хускарл в тяжелой медвежьей шкуре. Мой отец. Эрлинг Кровохлеб. — Скирре подослал человека, чтобы украсть твоего брата. Моего сына!

Красная пелена застила мне глаза… Скирре!

Глава 7

Я выслушал весь рассказ уже в доме Эрлинга, который ему выделил конунг. В двух шагах от нашего дома.

Мы долго высчитывали дни, и получалось, что за Фольмундом Скирре отправил человека сразу, как до него дошла весть о смерти Торкеля. Вроде бы все сходилось, вот только я не понимал, как сильномогучий и богатый ярл, известный не только деяниями предков, но и собственной доблестью, решил отомстить за смерть сына, похитив младенца. Суд конунга ему был заказан из-за нападения на Растранд. Но украсть ребенка?

Я бы еще понял, если б то был мой ребенок. В песнях часто говорится о такой мести. Там крадут ребенка, воспитывают как воина, ждут, пока он поднимется в рунах, а потом натравливают на отца. Обычно в ходе боя отец понимает, что перед ним его сын, и дает себя убить. Красиво! Хитро. И очень медленно.

Но похитить младшего брата? И что дальше? Ребенка так легко не спрятать. И вот тут уже любой рунный встал бы на сторону отца.

— А что если бы он послал тебе весточку? — предположил Тулле, внимательно слушавший наши разговоры все это время. — Мол, твой брат у меня, и если ты не придешь, я его зажарю, как поросенка.

Ингрид испуганно взвизгнула. Я пнул Тулле под столом. Пусть думает сначала, прежде чем говорить такое перед девчонкой. И задумался сам.

Я брата никогда не видел. Зато знал, как его ждали родители, как они мечтали еще об одном ребенке. Да и это ж родная кровь. Мой брат. Да, сейчас он еще маленький, ни ходить, ни говорить не умеет, но он подрастет. Когда я буду приезжать в Сторбаш, он будет смотреть на меня с гордостью, хвастать перед друзьями подарками и пересказывать мои подвиги. Я научу его драться. Будем плавать наперегонки, и я ему немного поддамся, потому как он совсем безрунный. Куплю ему хорошего раба для первого убийства, крепкого, с руками и ногами. Подарю самый лучший нож, с серебряным узором на рукояти.

И тут я понял, что вроде как люблю брата.

— Пошел бы к Скирре.

— Неверно, — рявкнул отец и замахнулся было рукой для подзатыльника. Но удержался.

— Не пошел бы, — подтвердил Тулле. — Ты бы попросил Альрика отвезти тебя к Скирре. Он бы спросил, зачем, потом вправил бы мозги на место. Мы бы доплыли в Сторбаш, а оттуда прямиком к Рагнвальду. Если Скирре еще не пропил ум, то он бы никогда не придумал такой план.

— Вот и я думаю, что больше на бабу похоже, — кивнул отец. — Хвала Скириру, ты тоже здесь. Значит, будешь свидетелем на суде. Расскажешь про Растранд и смерть Ове.

— А когда?

— Как позовут. Сейчас конунг, говорят, с иноземными гостями ручкается. Как они отплывут, так и начнет разбираться с тяжбами. К тому же нужно время, чтобы призвать сюда Скирре.

Мы замолчали.

В доме, кроме нас, сидели еще два хускарла из отцовской дружины, остальные его люди либо гуляли по городу, либо занимались кораблем, но к вечеру стали подтягиваться. Сначала с шумом ворвался Гнедой, отряхивая снежинки с плаща, увидел меня, замер, а потом радостно хлопнул меня по спине.

— Никак сам Кай? Ого, четыре руны! Того и гляди, батьку догонишь.

И после слов Гнедого мы с отцом наконец отбросили на время тяжелые думы и просто порадовались встрече.

— И то правда! — рассмеялся отец. — Так к двадцати годам уже хельтом будешь. Тащи медовуху, Гнедой! Сын приехал!

Хускарл сбегал на корабль, притащил бочонок маминой браги, а вместе с ним пришли и остальные отцовы воины. Мигом накрыли стол. Наперебой начали пересказывать о новостях в Сторбаше, в основном, кто на ком женился, у кого кто народился, про черную овцу, на которой ну ни пятнышка белого. Овцу потом принесли в жертву Скириру, хотя Эмануэль-жрец говорил, что ее нужно отдать Мамиру. Я слушал, кивал, улыбался, а сам сравнивал с тем, как прошел год у меня. Снежные волки, морские твари, тролли, великан, бой единым хирдом…

Ингрид тоже развеселилась:

— А серьги? Ты обещал серьги с камушком!

Я достал кошель, нащупал там обещанный подарок и протянул его девчонке. Та прям засияла от восторга, я же подумал, что если бы дал ей железки с придорожным камешком, она радовалась бы не меньше.

Помедлив, я вытащил золотую монету и положил ее перед отцом.

— Вот. Это тебе. Купишь матери подарок. И брату что-нибудь. Может, меч наконец себе возьмешь.

Эрлинг глянул на золото, усмехнулся:

— Это ж за что хорошо платят? Может, и мне в хирдманы податься на старости лет?

— За то что искупался в морской водичке. А где Кнут? — оглядевшись, спросил я. — Неужто оставил сторожить корабль?

— Нет. Кнут нынче сторожит Сторбаш.

Дверь в очередной раз хлопнула, и в дом вошел высокий длинноволосый парень, чья голова была запорошена снегом полностью. Отряхнувшись, он повесил плащ на крюк, шагнул к очагу согреть руки. Даг.

— Я взял его вместо Кнута. Рунами он, конечно, маловат, зато голова соображает как надо, — сказал отец.

У Дага так и